Ордо Маллеус - Страница 88

Все это время я не прекращал читать слова.

Гондола Имперских Каменоломен села мне на хвост, окрашивая воздух лазерными всполохами. Мы стремительно облетели антрагатовую колонну, но мне никак не удавалось избавиться от преследователя. Я попытался представить, что бы на моем месте сделала Медея Бетанкор. Или Мидас. Я замялся, чуть не сбившись с речитатива, когда обдумывал и производил отчаянный манёвр.

Вражеская гондола летела прямо позади меня. Я резко сбросил скорость и сумел с помощью стабилизационных ракетных двигателей развернуть антигравитационную машину на месте, опуская её нос перед противником, точно в реверансе. А потом включил шахтёрский лазер.

Гондола Объединённых Каменоломен оказалась слишком близко от моей кормы, чтобы успеть увернуться или затормозить. Думаю, пилот решил идти на таран, но я оказался слишком высоко. Он пролетел подо мной на полном ходу так близко, что сорвал с днища моей машины прожектора и антенны ауспекса.

Но кроме того, он пролетел прямо через сверкающее копьё моего промышленного лазера, разрезавшего гондолу Имперских Объединённых Каменоломен от носа до хвоста. Распавшись на две половины, она закружилась и упала в раскалённую добела магму.

После двух столкновений моя машина дышала на ладан. Я продолжил свою декламацию, надеясь, что краткая заминка не будет иметь значения.

Лишившись своих антенн, ауспекс ослеп, но я всё равно видел Калейла. Он мчался над озером, направляясь прямо ко мне.

Моя гондола зависла на месте. Пришло время действовать, и, поскольку я уже сделал свою ставку, пришло время для слов. Я отключил транслятор и активировал открытый вокс-канал.

— Калейл?

— Хорн!

— Не Хорн, а инквизитор Эйзенхорн.

Тишина. Он был уже в двухстах метрах и мчался на скорости, которая гарантировала нашу одновременную смерть. Я поднёс вокс поближе к губам и вложил всю без остатка Волю в одно слово.

— Нет, — сказал я.

Гондола Ортог Прометиум изменила курс и спикировала прямо в лавовое озеро. Над тем местом, где она упала, поднялось огненное облако.

Я направил свою изувеченную гондолу к берегу и приземлился примерно в двадцати метрах от Плиты. Медея застонала. Мне было страшно даже представить, какие сны наводняли её дремлющее сознание.

— Прочь из моей головы! — громко прорычал я в ответ на непрестанный шёпот Плиты.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы перемотать запись в вокс-трансляторе на начало и установить её на непрерывный повтор. Затем я направил его сигнал в эхолот, который при анализе пород и установлении местоположения судна обычно использовался в качестве дополнения к ауспексу. Я вертел ручки настройки до тех пор, пока мощный сонар не оказался нацелен прямо на зловещий десятигранник.

Плиту пронзили потоки ультразвуковых импульсов. Императорский Молебен Об Изгнании Варпа, зубрившийся наизусть всяким примерным школьником Империума. Невинная молитва, ограждающая от тьмы, изгоняющая Хаос. Сомневаюсь, что когда-либо её использовали столь действенно. Вряд ли мои наставники из школума когда-либо задумывались о таком применении этого простого, монотонного речитатива.

— Слова, — пробормотал я. — Твой мерзостный шёпот против моих слов могущества. Как тебе это нравится?

Я включил сонар на полную мощность. Одного только потока звуковых волн хватило бы, чтобы оглушить человека и перемолоть ему кости.

В течение минуты я напряжённо вглядывался в массив Плиты, боясь, что ничего не выйдет. Но потом шептание прекратилось. Его сменило гневное и мучительное инфразвуковое стенание, и наконец наступила агония.

Поверхность Плиты стала бесцветной, словно в одно мгновение покрылась плесенью. Она задрожала, круша обсидиан вокруг себя.

Потом её внутреннее свечение мигнуло и угасло. Десятигранник стал неотличим от окружавшего его чёрного вулканического стекла.

Когда Плита умерла, то же самое произошло и с её слугами, и с отвратительным червеобразным порождением. Удостоверившись, что Медея теперь просто спокойно похрапывает во сне, я медленно повёл повреждённую гондолу обратно, как раз вовремя, чтобы увидеть, как последние липкие останки мерзкого червя воспламеняются и соскальзывают с измятого корпуса транслитопеда. В воздух столбом поднимались чёрная зола и дым горящего жира.

Пылающие трупы культистов усеяли дно пещеры. Неподвижные Ловчие стояли среди них, ожидая следующего распоряжения.

Огромная буровая машина была измята и покорёжена, но не вышла из строя. Когда я посадил гондолу в ангар, появились техножрецы Бура, чтобы лично позаботиться о бессознательном теле Медеи.

Главный коридор машины был изогнут под странным углом. Инженеры Бура все ещё пытались восстановить работу инерционных амортизаторов.

В воздухе витал едкий дым, к которому примешивались неприятные запахи горящей плоти. Эмос встретил меня в дверях зала управления и кратко обнял. Подобное проявление чувств было для него редкостью. Бур потерял свои оранжевые одеяния. Он наблюдал за нашим столь человеческим объятием с края мостика, и его нагой, зловещий, чуждый силуэт вырисовывался на фоне пожара, бушующего среди терминалов.

— Теперь все будет хорошо, старый друг, — сказал я Эмосу.

Он с виноватым видом отстранился:

— Тебе удалось, Грегор. Удивительно! Я… я не хотел проявить непочтительность…

Иногда мне хочется уметь улыбаться. Я слишком устал от безразличной маски, дарованной мне Горгоном Локом.

Подкрепляя слова мягким воздействием Воли, я произнёс: